ВВЕДЕНИЕ

В настоящей работе не ставится задача дать сколько-нибудь полную характеристику отдельных функционально-стилистических разновидностей современного русского литературного языка. Цель работы - наметить те основные проблемы, с решением которых связано определение различных типов речи и выяснение их лингвистического статуса в системе общелитературного языка. Неустойчивость и противоречивость терминологии, употребляемой различными авторами, выступающими по вопросам функциональной стилистики, приводит к тому, что одни и те же термины употребляются для обозначения различных явлений, в то время как те же самые явления нередко получают разные наименования. Трудность выбора необходимых терминов обусловлена и отсутствием одинаковой интерпретации таких фундаментальных и для лингвистики в целом и для функциональной стилистики в частности понятий, как язык и речь. «Несмотря на то, что дихотомия «язык - речь» рассматривается многими лингвистами как одно из крупнейших достижений современного языкознания, в этом вопросе еще очень много неясного и недоработанного».¹ В связи с этим наблюдается как отождествление в некоторых исследованиях по стилистике понятий «стиль языка» и «стиль речи», «функционально-речевой стиль» и «функциональный стиль языка» и т. п. (или недифференцированное «синонимическое» употребление соответствующих терминов), так и стремление разграничить соответствующие поня­тия в работах других авторов (но такое разграничение проводится по-разному) ², что, разумеется, не приводит

¹ «Общее языкознание». М., 1970, стр. 89 (раздел «Язык и речь» написан Б. А. Серебренниковым).

² См.: А. К. Панфилов. Стили языка и стили речи (из материалов по стилистике современного русского языка). «Сб. научных тру-

5

к созданию более или менее устойчивой и непротиворечивой стилистической терминологии.

Иногда противопоставление стилистики речи и стилистики языка понимается следующим образом: первая отвечает на вопрос, «как принято говорить или писать в тех или иных ситуациях общения», вторая исследует «возможности, которые тот или иной язык предоставляет его носителям для выражения одного и того же денотативного содержания» ³. При таком понимании содержания стилистики говорить о каких-либо функциональных разновидностях языка, естественно, невозможно, поскольку «выражение одного и того же денотативного содержания» - при всей неопределенности того, что следует считать «тем же денотативным содержанием», - может быть связано, очевидно, не со стилевыми, но либо с синонимическими заменами, либо с экспрессивно-стилистическими вариациями, которые в общем-то не соответствуют прямо и непосредственно функциональным разграничениям.

Например, значение «невозможности действия» может быть передано в русском языке аналитически: Понять его нельзя - и при помощи экспрессивных конструкций: Его не понять; Попробуй пойми его!; Пойми-ка его! Все эти конструкции не выводят нас за пределы разговорной речи, точно так же, как, например, различные способы выражения волеизъявления не распределены в соответствии с выделяемыми типами речи.

Но главное заключается в том, что для выражения «одного и того же денотативного содержания» - даже если понимать «тождество» здесь очень широко - язык далеко не всегда предоставляет различные в стилистическом отношении средства. Так, научные положения, как правило, не поддаются переводу в иной стилистический план, а содержание литературно-художественного произведения обычно неразрывно связано со всеми особенностями его языковой формы и не допускает стилистических преобразований.

дов МГПИИЯ им. Мориса Тореза», 1973, вып. 73, стр. 218 и сл.; см. также: К. А. Долинин. О некоторых понятиях лингвистиче­ской стилистики (функциональные стили, стилистика речи и стилистика языка).- Там же, стр. 35 и сл.

³ См.: К. А. Долинин. Указ. соч., стр. 38.

6

Многочисленные примеры пародий, построенных на не­соответствии «содержания» «форме выражения», красно­речиво свидетельствуют о том, что для передачи опре­деленного содержания во многих случаях устойчиво за­креплены соответствующие языковые средства, так что нередко возможности передачи одного и того же содер­жания «различными средствами» оказываются крайне ог­раниченными. И в основном это касается именно сти­листических возможностей.

Несомненно, что форма речи - письменная или устная - во многом предопределяет выбор языковых средств: многие слова и синтаксические конструкции недвусмысленно несут на себе отпечаток соответствующего их применения. Вместе с тем достаточно очевидно, что различное содержание речи не в одинаковой мере связано с устной или письменной передачей. Так, например, трудно сомневаться в том, что научная тематика ориентирует на письменную форму выражения, в то время как бытовые темы - сфера преимущественно устного общения. Но ес­тественно, что научное обсуждение бывает и устным, а бытовые темы могут быть изложены в письменной форме. Интересно отметить, что, в то время как переход от пись­менной формы к устной в таких случаях не влечет за собой сознательной перестройки речи (некоторые особенности, присущие именно устной речи, воспринима­ются при этом как «отклонения» от нормы, вызванные невозможностью заранее подготовить высказывание), пе­реход к письменной форме обычно связан с сознатель­ной переориентацией на иные нормы выражения, чем это было бы при устном общении.

Это вполне понятно, так как представление о нормах литературного языка связано главным образом с пись­менной формой его существования, свойства же разго­ворной речи — особенно такие, которые не отражены в произведениях художественной литературы, т. е. не по­лучили опять-таки письменной фиксации, - обычно по­просту не замечаются говорящими; говорящие, владея практически «разговорной речью», в письменной речи, т. е. когда появляется необходимость сознательного выбора речевых средств, ориентируются преимущественно на языковые нормы, получившие письменное закрепление - даже в тех случаях, когда содержание связано именно с «обиходно-разговорной речью».

7

Но существенно при этом также и следующее. Раз­говорная речь предполагает непосредственное присутствие и отправителя сообщения, и адресата, а в соответствии с этим - речевой контакт, и ситуация общения одина­кова для того и для другого. Письменные произведения, относящиеся к научной или художественной литературе, имеют своим адресатом неопределенное и, естественно, неизвестное заранее множество читателей. Соотношение между лицами (а также способы их собственно языкового выражения) при этом существенно меняется. По это соотношение определенным образом изменяется и в раз­ных типах письменной речи; например, оно различно в художественных и научных произведениях. Так, художе­ственное произведение всегда в известном смысле вклю­чает адресата в само повествование. Дело, разумеется, не в возможных (но вовсе не обязательных) обращени­ях к читателю, но в самом развертывании повествова­ния: читатель сразу или не сразу узнает о тех или иных поступках персонажей, он как бы включается в отгадывание мотивов некоторых действий, самый способ назы­вания персонажей (по имени, по фамилии, по должности и т. д.) ставит его в определенные отношения к изоб­ражаемым людям; художественное произведение предпо­лагает эмоциональное восприятие описываемого, т. е. определенное «сопереживание» читателя, его сочувствие или его антипатию к различным персонажам. Научные тексты или официально-деловые документы основаны, понятно, на совершенно ином взаимоотношении между лицами. Соотношение между участниками языкового общения (реальными или «конструируемыми»), включая и «третью сторону», т. е. то, «о чем говорится», предопределяет и выбор средств выражения, - понятно, например, что специальная тематика (научная, производственно-техническая) требует специальных обозначений, официально-деловые отношения регулируются при помощи устойчивых формул и т. д., - «возможность выбора» здесь явно огра­ничена.

Является ли «функциональная стилистика» стилистикой языка или речи? По существу любой ответ на этот вопрос будет малосодержательным, пока нет однозначного понимания самой указанной дихотомии «язык - речь». Если считать, что речь - это конкретная реализация языка как системы, что «основой для разграничения

8

языка и речи послужило объективно существующее в языке общее и конкретные случаи использования этого общего в речевых актах»⁴, то следует, по-видимому, признать, что основная стилевая дифференциация присуща именно языку. В различных текстах (т. е. конкретных проявлениях языка) по-разному, с разной степенью полноты проявляются те черты, которые связываются в сознании говорящих с тем или иным типом речи. Однако достаточно отчетливое представление о нормах отдельных функциональных разновидностей языка, несомненно, присутствует в сознании владеющих литературным языком. Запальчивые признания некоторых пишущих о культуре языка в «неумении» составить деловой документ свидетельствуют не только о субъективном неприятии ими «канцелярского языка», но и о том, что представление о его нормах отнюдь не чуждо им.

Понятие функционально-стилистических разновидностей языка отражает реальный факт социально обусловленного функционирования языка в разных сферах человеческого общения.

Различное применение термина «функции языка» не может само по себе вести к представлению о разном понимании данного термина как такового, поскольку естественно видеть не неодинаковое понимание того сложного комплекса явлений, которое обозначается этим термином, а лишь то, что за термином сохраняется своеобразная многозначность, обусловленная реальной многоплановостью функциональных характеристик этого основного средства человеческого общения, а соответственно - обусловившая необходимость их всестороннего и разнонаправленного освещения.

Следует отличать поэтому «функции языка», когда они определяются как имманентное свойство языка, «проявление сущности языка, реализация его назначения в системе общественных явлений, специфическое действие языка, обусловленное самой его природой, то, без чего язык не может существовать, как не существует материя без движения»⁵, от исторически детерминированных «функций языка» в различных условиях речевого общения, в различных сферах его конкретного примене-

⁴ «Общее языкознание», стр. 89.

⁵ В. А. Аврорин. Проблемы изучения функциональной стороны языка. Л., 1975, стр. 34.

9

ния в том или ином обществе. В соответствии с этим некоторым исследователям представляется необходимым разграничивать «функции языка» и «функции речи», поскольку первые проявляются в любом акте речи, в связи с чем за ними не закреплены какие-либо соответствующие им языковые элементы, в то время как вторые проявляются неодинаково в разнообразных условиях общения (речевых ситуациях), в связи с чем характеризуются специфическими языковыми элементами ⁶.

Вопрос об имманентных функциях языка («языка как такового») освещается различными исследователями по-разному. Почти никто, однако, не сомневается в том, что основной функцией языка является коммуникативная функция, т. е. функция общения, вне которой язык как таковой не существует.

Однако поскольку язык используется при этом для выражения мысли, многим представляется необходимым выделить также наряду с коммуникативной экспрессивную (в широком понимании) функцию, причем некоторым эта функция и представляется первичной. Так, согласно В. П. Абаеву, «язык, возникая как непосредственное выражение общественного сознания, со временем приобретает черты системообразной сигнально-коммуникативной техники, не утрачивая, однако, и своей исходной функции - выражения общественного сознания. Теория языка приобретает существенно разный характер в зависимости от того, какой из этих аспектов находится в поле зрения. На подлинную научность и универсальное значение может претендовать только такая теория языка, в основе которой лежит синтез обоих аспектов» ⁷.

Предлагая отграничивать функции языка от функций речи, А.А. Леонтьев в указанной выше работе перечисляет следующие «функции языка»: 1) коммуникативная функция; 2) функция орудия мышления; 3) функция овладения общественно-историческим опытом человечества; 4) национально-культурная функция; 5) функция орудия познания. По мнению В.А. Аврорина, наряду с первыми двумя из выделенных в таком перечне функ-

⁶ См.: А. А. Леонтьев. Общественные функции языка и его функциональные элементы. «Язык и общество». М., 1968, стр. 101 и сл.

⁷ В. И. Абаев. Лингвистический модернизм как дегуманизация пауки о языке.— ВЯ, 1965, №. 3, стр. 39,

10

ций, необходимо отметить еще две функции. Это - функция формирования мышления (которую «для краткости можно назвать конструктивной») и функция «аккумуляции общественного опыта, которую можно назвать аккумулятивной». «Таким образом,— пишет В.А. Аврорин,— к функциям языка, как мне представляется, следует отнести следующие: 1) коммуникативную функцию (средство, орудие общения); 2) экспрессивную функцию (выражение мыслей); 3) конструктивную функцию (формирование мыслей); 4) аккумулятивную функцию (накопление общественного опыта и знаний)» ⁸. «Функции языка,— отмечает далее автор, — образуют систему, все звенья которой связаны между собой взаимодействием и взаимной обусловленностью. Связь между звеньями (функциями) настолько жесткая, что всю систему мож­но представить себе как единую функцию, имеющую четыре неразрывные стороны. В этом смысле сторонники монофункциональности языка не так далеки от истины» ^э. Названные функции языка присущи «языку вообще» (вне зависимости от его конкретных проявлений, от его развития), «по количеству компонентов систему функций языка можно считать неизменной», допускается лишь ее развитие в качественном отношении. «Ни одна из функций современного языка, пусть даже наименее развитого, несоизмерима с соответствующей функцией языков первобытного общества» ¹⁰.

Вслед за А.А. Леонтьевым В.А. Аврорин считает нужным отграничить от функций языка «функции речи». Среди последних им названы такие: 1) номинативная, 2) эмотивно-волюнтативная, 3) сигнальная, 4) поэтическая, 5) магическая, 6) этническая. Различие между этими видами функций исследователь видит в следующем:

«Функции языка все вместе свойственны любому языку, тогда как не все функции речи свойственны всем языкам; некоторые из них присущи только части языков и вызываются особенностями общественно-исторического развития их носителей. Функции языка действуют постоянно, при любом практическом использовании аппарата языка... тогда как функции речи проявляются окказионально, факультативно, в зависимости от конкрет-

⁸ В. А. Аврорин. Указ. соч., стр. 44.

⁹ Там же, стр. 48.

¹⁰ Там же.

11

ной цели высказывания... Функции языка действуют совокупно… тогда как функции речи, сопровождая функции языка, действуют, как правило, в одиночку, реже — в тех или иных комбинациях друг с другом, но никогда не действуют все вместе» ¹¹.

Если исходить из того определения соотношения между языком и речью, о котором говорилось выше («общее и конкретные случаи использования этого общего»), то противопоставление функций языка и функций речи вообще не представляется оправданным и целесообразным. Разумеется, в отдельных речевых актах может появиться то, чего нет в языке, но нет никаких оснований считать, что и функции речи как таковой проявляются как-то независимо от возможностей самого языка. По существу намеченное у названных авторов противопоставление функций языка и функций речи связано с противопоставлением «языка вообще» и конкретных языков в различные периоды их исторического развития, с противопоставлением «языка вообще» и реальных возможностей использования конкретного языка в различных сферах человеческой деятельности.

Совершенно ясно, что, когда говорится о функции (или функциях) языка как такового, определяется его имманентная сущность, когда же речь идет о функциях конкретного языка в определенных исторических условиях, определяются различные сферы применения языка, обусловливающие различную направленность в отборе языковых средств и различный характер осуществле­ния самой коммуникации. Такая неоднозначность термина «функция», возможно, нежелательна, однако вряд ли есть основание говорить в связи с этим о различном понимании самих функций языка или о «подстановке понятий». Общепринятое обозначение «литературный язык» содержит в себе слово «язык», выступающее также не совсем в том значении, какое оно имеет, когда говорят о «языке вообще». Это не приводит обычно к какой-либо подстановке понятий.

Критикуя другие представления о функциях языка (точнее — иное употребление обозначения «функции языка»), В. А. Аврорин считает, что у авторов проявляется «понимание слова «функция» не как научного термина,

¹¹В. А. Аврорин. Указ. соч., стр. 44—45.

12

а как обыденного слова. Отсюда и вытекают утверждения о расширении и сужении, об увеличении и сокращении числа функций, об их рождении и отмирании, о распределении и перераспределении их между взаимодействующими языками и т. д. Все они основаны на недоразумении, на подстановке одних понятий на место других» ¹².

Несмотря на явную догматичность подобных рассуждений (ведь трудно понять, почему то или иное обозначение — в данном случае «функция» - только в предлагаемом автором осмыслении будет представлять собой «научный термин», а всякое иное его употребление приведет к «подстановке понятий»), заслуживает внимания попытка разграничить и уточнить такие понятия, как «функции языка», «формы существования языка», «сферы использования языка» и т. д. Однако остается неясным, почему «стилистическая дифференциация языковых средств», рассматриваемая автором в связи со «сферами использования языка», отнесена целиком к «структурной стороне языка», хотя при этом и признается ее обусловленность именно «функциональным развитием языка». Кратко коснувшись вопроса о «стилях языка» (и отметив, в частности, что «количество возможных стилей велико»), В. А. Аврорин пишет: «Уточнение понятия «стиль языка» в свою задачу я не включаю, поскольку конкретное содержание каждого стиля умещается в рамках структуры языка. Мне представлялось нужным отметить лишь то, что стили - продукты функционального развития языка, вызываемого расширением круга сфер общественной деятельности людей...» ¹³. Трудно согласиться с тем, что «функциональное развитие языка» приводит к таким результатам, которые сказываются лишь на «структуре языка», а само это развитие продолжается независимо от них. Естественнее думать, что «продукты» развития не могут не влиять и на развитие, поскольку же речь идет о функциональном развитии языка, они сказываются и на его функционировании в обществе, а соответственно и на «функциональной стороне», которую В. А. Аврорин стремится отграничить от «структурной стороны».

¹² Там же, стр. 50.

¹³ Там же, стр. 83.

13

Если мы признаем коммуникативную функцию основной функцией языка (а к этому по существу близок и В. А. Аврорин, поскольку он признает, что выделенные им четыре функции «можно представить себе как единую функцию, имеющую четыре неразрывные стороны») ¹⁴, мы вправе исходить при определении основных функционально обусловленных разновидностей языка из тех особенностей коммуникации, которые осуществляются в различных сферах языка. На этом нам придется подробнее остановиться в ходе дальнейшего изложения. Пока же необходимо отметить следующее.

Предлагаемое разграничение «функций языка» и «функций речи» кажется далеко не бесспорным, так как не вполне ясно, как может «проявиться» в речи то, что не присуще самому языку, если оставить в стороне заведомо бессмысленные сочетания звуков, обмолвки и т. п.— все то, что является случайным и в речи как таковой, при условии, что мы будем считать речь конкретной формой не только проявления, но и существования языка. С другой стороны, очевидно, что в отдельных речевых актах проявляется не все, что присуще языку. Едва ли можно утверждать, что, скажем, в обмене приветствиями (как и многих других явлениях «речевого этикета») обнаруживаются все те четыре функции, которым В. А. Аврорин приписывает статус «функций языка».

Представляется более перспективным для изучения функциональной стороны языка такое утверждение: «Каждая функциональная речевая деятельность имеет свою условную систему — язык в собственном смысле; ошибочно, следовательно, отождествлять одну функциональную речевую деятельность с языком, а другую — с «речью» (по терминологии Соссюра), например, интеллектуализованную речевую деятельность — с языком, а эмоциональную — с речью» ¹⁵.

В «Тезисах Пражского лингвистического кружка» была намечена совершенно правильная, на наш взгляд, концепция функциональной дифференциации языка. Мож-

¹⁴ Следовательно, вопрос сводится в таком случае к выбору наименования для этой «единой функции» — обозначение ее как «коммуникативной» оправдано именно ее первостепенной ролью среди других «неразрывно» с ней связанных.

¹⁵ «Пражский лингвистический кружок». М., 1967, стр. 25.

14

но не соглашаться с терминологией авторов «Тезисов», но нельзя отрицать того факта, что именно ими впервые было со всей четкостью сформулировано положение о связи функций языка и «форм их реализации». В «Тезисах» говорится: «Изучение языка требует в каждом отдельном случае строгого учета разнообразия лингвистических функций и форм их реализации. В противном случае характеристика любого языка, будь то синхроническая или диахроническая, неизбежно окажется искаженной и до известной степени фиктивной» ¹⁶. И дальше: «В своей социальной роли речевая деятельность различается в зависимости от связи с внелингвистической реальностью. При этом она имеет либо функцию общения, т. е. направлена к означаемому, либо поэтическую функцию, т. е. направлена к самому знаку.

В функции речевой деятельности как средства общения следует различать два центра тяготения: один, при котором язык является «ситуативным языком» (практический язык), т. е. использует дополнительный внелингвистический контекст, и другой, при котором язык стремится образовать наиболее замкнутое целое с тенденцией стать точным и полным, используя слова-термины и фразы-суждения (теоретический язык или язык формулировок) ¹⁷.

Возражения против признания эстетической функции языка основаны, в частности, на том, что эта функция обнаруживается не во всех речевых ситуациях. Так, возражая против выдвинутого в «Тезисах Пражского лингвистического кружка» понятия «поэтической функции» языка, В. А. Аврорин пишет, что, «поскольку поэтическая функция проявляется далеко не в каждом акте речи, поскольку за ней закреплены известные стилевые элементы структуры языка и поскольку она может выступать вне связи с установленными выше четырьмя функциями языка, например, в «заумной» поэзии, ее все же следует считать именно функцией речи, а не языка» ¹⁸. Однако вряд ли автор мог бы утверждать, что и четыре установленные им «функции языка» в одинаковой степени «проявляются» в каждом акте речи. Представля-

¹⁶ Там же, стр. 24.

¹⁷ Там же, стр. 25.

¹⁸В. А. Аврорин. Указ. соч., стр. 46.

15

ется несомненным, что соотношение этих функций языка не останется неизменным в различных речевых ситуациях.

Поскольку стилистическая дифференциация языковых средств действительно обусловлена функциональным развитием языка, исторически изменяющимися условиями применения языка в самых различных сферах деятельности человека, приходится заранее ожидать, что стилистическое распределение языковых средств не окажется прямолинейным и однозначным. Поэтому, безусловно, правы те исследователи, которые указывают на невозможность последовательного разграничения стилистически отмеченных элементов языка в соответствии с выделяемыми на основании тех или иных признаков «стилями» языка, а также и на отсутствие четких границ между последними.

В то же время совершенно ясно, что и само выделение различных стилей может быть проведено на основе различных критериев. Нет оснований думать, что, принимая тот или иной критерий, мы уже в силу этого вступаем в противоречие со всеми иными концепциями стилей, с другими принципами группировки функциональных разновидностей языка. По-видимому, лишь по-разному осветив различные аспекты этой объективно многоаспектной проблемы, мы сможем правильно оценить удельный вес различных критериев.

16